Превращение чайной церемонии тя-но-ю в тщательно отшлифованное, завершённое действо, исполненное философского смысла, связывают с именем знаменитого «мастера чая» XVI века Сэн но Рикю (1521 – 1591). Рикю жил в трудное время феодальных усобиц, жестоких распрей между кланами феодалов, раздиравших страну на отдельные независимые территории. В этих условиях дзэнская «философия жизни» с её обещанием, в отличие от христианства, «спасения души в миру», наилучшим образом отвечала потребностям времени. Вторая половина жизни Рикю совпала с периодом деятельности одного из «объединителей» феодальной Японии – Тойотоми Хидэёси. Могущественный и жестокий диктатор Хидэёси – одна из самых значительных и противоречивых фигур японского средневековья. На склоне жизни он проявил неподдельный интерес к буддизму и стал покровительствовать знаменитому мастеру чайной церемонии.
читать дальше
Но для того чтобы постигнуть суть учения дзэн, необходимо было владеть логикой. Этому, так же как ассоциативному мышлению, подводившему к постижению изначального духа дзэн, и стал обучать Сэн но Рикю своего державного ученика.
В практике дзэнских монахов играла большую роль психотехника. Существует немало приёмов и методов сосредоточения на определённой мысли, предмете, на разгадке коана – вопроса-загадки, предлагаемого послушнику и не имеющего однозначного логического ответа. Как-то Хидэёси услышал, что в саду его наставника необычайно красиво цветут глории. Он сообщил Сэн но Рикю о своём желании увидеть цветы, но к его приезду они все были срезаны. Зато в затенённой нише чайного домика в золотой вазе с прозрачной водой Хидэёси ждал один-единственный цветок, воплотивший всю красоту сада. Неразрывность, неделимость целого и его частей, возможность постичь через единственную частичку всю необъятность целого продемонстрировал этим уроком Сэн но Рикю своему «воспитаннику».
Признавая очевидную приверженность дзэн к импровизации, как непременному условию освобождения творческого начала в человеке, знаменитый «мастер чая» в то же время требовал неукоснительного выполнения строгих положений канона, определивших одну из важнейших сторон практики дзэнских монахов – чайную церемонию. Тя-но-ю была способом повседневного общения с природой, созерцания и постижения её как разнообразного, постоянно меняющегося мира и осознания места человека в нём. При создании чайных павильонов и садов Сэн но Рикю придерживался строгих эстетических норм, опиравшихся на концепцию саби – культивирование естественной красоты, заключённой в самой простоте.
Углублённое постижение буддийских истин, духовная задача, выдвигавшаяся дзэнскими наставниками, требовала для её успешного решения тщательного оформления тясицу. С одной стороны, важнейшим условием была предельная скромность, лаконичность обстановки чайного дома, с другой – эта полная непритязательность должна была представлять высшее выражение красоты, раскрытие сути которой, её внутреннего, не лежащего на поверхности смысла, носило философский оттенок. Единственным допускавшимся украшением интерьера обычно был свиток с философским изречением, картина кисти старого мастера или букет цветов, передающий настроение хозяина.
Яркий свет отвлекает, рассеивает внимание, не способствует сосредоточенности, и поэтому принятое ранее оклеивание стен тясицу белой бумагой было отвергнуто Рикю – в тясицу от этого становилось слишком светло. Покрытие стен тёмно-серой глиной в сочетании со слабым светом из небольшого окна под самым потолком дало искомый эффект полумрака. Строились и тясицу, в которых на уровне головы сидящего на циновке человека вырезалось круглое окно, предназначенное для любования природой. Внешний мир с его сверкающей, разнообразной красотой, перед которым прежде наглухо закрывались двери тясицу, теперь вливался в помещение потоками лунного света, отдалённым гулом водопада, благоуханием цветущей сакуры, багрянцем осенних клёнов или хлопьями снега, с тихим шорохом штриховавшими круглое окно.
Но поскольку основной целью церемонии было достижение внутренней гармонии, чаще строились обычные павильоны, ограждающие глухими стенами тишину и полумрак внутреннего помещения. Вход в такой чайный дом – небольшое квадратное отверстие высотой 90 см, задвигающееся деревянной ставней,- был тоже нововведением Рикю. Этот своеобразный лаз, в который гости проходили по одиночке, останавливаясь на коленях в проёме, делался таким умышленно. Низкая притолока уравнивала всех, заставляя и надменного самурая, и богача-купца, и крестьянина, и ремесленника одинаково низко склониться и замереть на пороге в почтительном поклоне. В средневековой Японии, с её полицейско-крепостническим режимом, строжайшей системой социальных регламентаций, чётко определявшей каждому его место в общественной иерархии, такое заведомо подчёркнутое игнорирование мирской славы и чинов на пороге «страны чистоты и тишины на земле» - как преподносил тясицу Рикю – приобретало особый смысл. Оно создавало иллюзию освобождения человека от всеобъемлющего действия феодальных ограничений.
Наряду с конструированием тясицу и чайных садов на территории Осакского замка (непосредственно для Хидэёси и его окружения), а так же в богатых купеческих и самурайских резиденциях, Сэн но Рикю создал несколько чайных сооружений при загородный буддийских храмах. Большая часть этих «эталонных» произведений «мастера чая» не сохранилась до наших дней, но те, что остались, объявлены «национальными реликвиями» и охраняются государством.
Среди этих памятников особое место занимает тясицу, находящаяся в храме Мёкиан. Здесь, при храме, Рикю жил, сюда чаще всего приезжал Хидэёси, именно с этим садом связана упоминавшаяся история с глориями. Небольшой сад по замыслу «мастера чая» должен был не столько услаждать глаз своей изысканностью, сколько способствовать созданию особого настроения, необходимого для чайной церемонии. Дорожка, ведущая к тясицу,- первый шаг к этому: вступивший на каменную тропу (родзи) должен оставить позади все свои мирские заботы, радости и огорчения.
Основные компоненты сада весьма утилитарны: старый каменный фонарь, когда церемония происходит в вечерние и ночные часы, должен освещать дорожку, камень-колодец (цукубаи) в выдолбленном углублении хранит воду для омовения рук и полоскания рта перед церемонией. Однако именно в этих, казалось бы, имеющих лишь обыденное назначение назначение предметах проявляются новые эстетические воззрения. «Прекрасное – закономерная часть утилитарного», «излишнее – безобразно» - тянива и тясицу Рикю наглядно демонстрировали эти простые, но исполненные глубокого смысла положения канона. В созданных Рикю чайных садах помещались фонари и цукубаи разных типов, но, пожалуй, среди них всех, очень простых и пышно торжественных, каменных и украшенных медными решётками и витиевато закруглёнными металлическими шляпами фонарь в храме Мёкиан – самый скромный. Предельной простотой отличается и расположенный рядом цукубаи. Это особенно ощущается, если вспомнить всё разнообразие форм каменных колодцев, введённых последователями Рикю в чайные сады Центральной и Южной Японии. Но все ставшие впоследствии эталонами и национальными реликвиями цукубаи – в форме раковины, разбитой урны, мерки риса, в форме хризантемы и древней монеты – не могут умалить художественной ценности, казалось бы, совсем простых компонентов тянива в Мёкиан. Безыскусность лишь подчёркивает их удивительную взаимную согласованность и в форме, и в цвете, и в фактуре замшелого камня, и в том, насколько органично эта группа сосуществует со всей окружающей обстановкой.
То же строгое следование эстетическому принципу саби – выявление простой, естественной красоты – видно и в организации и оформлении тясицу храма Мёкиан, в чёткости его конструктивного и декоративного решения, в определении мельчайших деталей тянива.
Железный котелок самой примитивной формы, обычно используемый сельскими жителями для кипячения воды, деревянная ложка для насыпания чая, грубая керамическая чаша, бамбуковая метёлка для взбивания пены – все эти обычные вещи, по мнению Рикю, обладающие неброской, но истинной красотой, заключённой в простоте их форм и материала, должны наглядно демонстрировать всю суть и глубину концепции саби. И если человек смог увидеть эту красоту, открыть её для себя, освободить своё восприятие от стандартных привычных оценок, значит, он преодолел путь к «стране чистоты и тишины», каковой и представляло дзэнское монашество чайную церемонию. Впрочем, другое определение чайной церемонии, данное Рикю в его труде «Нанбороку», может быть, ещё ближе подводит нас к пониманию её социального смысла несмотря на то, что Рикю раскрывает это через, казалось бы, отвлечённый художественный образ: «Церемония чаепития – поклонение красоте в сером свете будней».
В условиях средневековой Японии, в вихрях междоусобиц, в атмосфере, пронизанной жестокостью и цинизмом, при разветвлённой системе полицейского сыска и надзора, даже для самурая, представителя самого привилегированного сословия, чайный дом был одной из немногих возможностей уединения, островком тишины и забвения тягот жизни.
Современная жизнь с её бурным темпом не способствует культивированию многих традиций. Исчезает и философская направленность тя-но-ю. Сейчас она сохраняется лишь в классических церемониях, проводимых буддийскими сектами в храмах. И тем не менее последние десятилетия свидетельствуют не о закате тя-но-ю, а наоборот, говорят о том, что чайная церемония занимает в жизни современного японца важное место.
Сейчас церемония очень часто проводится в обычных помещениях. Особый смысл узкого входа, низкая притолока которого заставляла нагнуть голову каждого и как бы социально всех уравнивала – этот смысл, важный для средневековой Японии, в современной тя-но-ю давно исчез. Поэтому часто в комнате обычной высоты ставятся столы и стулья, во всём же остальном атрибуты церемонии остаются прежними, точно так же, как тщательно соблюдается весь ход церемонии.
Правда в наше время произошло разделение церемонии на «настоящую» и «облегчённую». В первом случае строго соблюдаются все традиционные условия, включая использование тясицу, куда входят, подымаясь на камень и «проползая» в узкий проём. Сидят только на пятках, весь разговор во время церемонии, вопросы и ответы хозяйки и гостей определяются строгими установками классического ритуала. Чаепитие – основная часть «сценария», оно сопровождается тем, что в Японии называется «любованием». Собравшиеся наслаждаются красотой, видом тянива, окружающего тясицу, оценивают украшающие чайный домик произведения искусства, наконец, рассматривают все атрибуты тя-но-ю – чашки, медный чайник, мешалку, ящичек для хранения чая и т.д. Старинная посуда – нередко произведения известных мастеров средневековья – становится предметом восхищения гостей.
«Облегчённая» церемония обычно не сводится только к чаепитию, довольно часто ей предшествует «кайсэки» (буквальный перевод этого слова – «камень за пазухой»). Принятие пищи перед чаем маленькими, как камешки порциями, по мнению японцев, согревает человека точно так же, как когда-то в далёком прошлом они согревались зимой теплом нагретых в очаге камешков – «кайсэки», опуская их в полу кимоно. Обычно «кайсэки» представляет собой предложенный гостю набор разнообразной еды: хозяйка приносит котёл с супом из водорослей, чашу с рисом, блюда из рыбы, картофель с приправой и т.д. Перед каждым гостем ставится лаковый поднос – суп справа, рис слева, блюдо с рыбой впереди, сбоку – палочки для еды – хаси. Во время «облегчённой» церемонии разрешается сидеть на подушках, курить и даже разговаривать.
То, что расчётливая, не слишком скрывающая свою склонность к прагматизму деловая Япония всё же находит время и для тя-но-ю, говорит о многом. Чайный Ом и сад в сутолоке урбанизированной Японии уже сейчас представляет одно из редких мест, дарящих человеку тишину и покой. Несколько часов, проведённых в тишине тясицу, дают, как выясняется на практике, разрядку перегруженной нервной системе. Это особенно отмечается людьми творческих профессий, а так же теми, кто проводит свой рабочий день в помещениях, постоянно наполненных людьми,- например, работниками сферы обслуживания. Факультативные курсы по сложному и тонкому искусству чайной церемонии читаются в университетах и институтах, в кружках на крупных заводах и мелких предприятиях, при фирмах и культурных центрах, объединяющих сотни людей.
Г.Навицкая