[towelie]

фотоотчет о японском общежитии
жж
ну собсн в сообществе вообще много чего интересного есть)

@темы: фото, ссылки, менталитет

---

Туалеты в японии,от эпохи Здемон до наших дней.

[Pani Katarina]

www.liveinternet.ru/users/ryusei_yamagawa/post1...


очень познавательно)

@темы: интересности

---

[Elu Laitinen]

Первый мультфильм Сакаи Осаму. Второй не знаю чей, но, думаю, понравится поклонникам Родля Тортова. А вообще жмите на ссылку, там много хороших музыкальных мультиков.

@темы: кинематограф

---

[Pani Katarina]

Здраствуйте.
Не подскажете ли,как пояс оби завязать вот в такую вот штуку,что бант был как бы наискосок?заранее спасибо

www.interia-japonica.com/i-doll/itm16.htm

крайний слева

@темы: вопрос

---

Передачи на радио.

[Угрюмый барсук]

Может кому-нибудь будет интересно.
Сейчас на Эхе Москвы в передаче "Назад в будущее" эфир на тему "Традиционная религия в современном мире. Синто в эпоху перемен"
Гости: профессор Ёсими Умэда, Эльгена Молодякова.
Запись можно будет скачать с сайта радиостанции, текст наверно тоже будет.
Ещё можно покопаться в архиве передачи "Музейные палаты", там были несколько раз темы связанные с Японией.
P.S. А на радиостанции "Русская служба новостей" в передаче Леонида Володарского обещали что Всеволод Овчинников будет появляться несколько раз в месяц, полагаю это может заинтересовать читавших "Ветку Сакуры", "Корни дуба" а возможно и другие его книги.

@темы: ссылки, религия

---

Кто идет?

[Pani Katarina]

hanami.animatsuri.info/index.php

---

[towelie]

100 фактов о Японии с комментариями
много фото и пара видео
жж

@темы: фото, ссылки, интересности, менталитет

---

Анатомия японских духов

[Elu Laitinen]

Mannen-dake (”10000-летний бамбук”) - подобный бамбуку монстр, который питается душами заблудившихся путешественников, располагающихся лагерем в лесу. Анатомические особенности включают ряд трубок, которые производят воздух, заставляющий путешественников заблудиться, тонкие острые пальцы, которые монстр вставляет в жертв, чтобы высосать их души, и мешочек, который держит украденные души.




читать дальше

@темы: мифология

---

Жительниц Токио избавят от лишнего веса при помощи катаны

[Samuray-08]

В Токио большой популярностью пользуется фитнес-клуб, в котором все упражнения делаются с катаной - самурайским мечом. Преподаватель одной из групп - хореограф Такафудзи Юкон, специалист по танцам и фитнесу, утверждает, что помахать мечом полезно не только для фигуры: это помогает снять стресс.

ФОТО 5 штук

@темы: интересности

---

БЛАЖЕННЫЙ МИЯДЗАВА: ФИЛОСОФ, СКАЗОЧНИК, ПОЭТ

[Elu Laitinen]

Должно было пройти несколько десятков лет после смерти Миядзава Кэндзи, чтобы имя его стало, наконец, одним из самых известных и любимых в Японии. При жизни его литературное творчество не привлекло особого внимания читающей публики. В свет вышел лишь один сборник детских рассказов «Ресторан у "Дикого кота"» и первая часть самого его известного поэтического произведения «Весна и Асура», публикацию которых в 1924 году Миядзава финансировал из своей скромной зарплаты. Единственный прижизненный гонорар в размере пяти иен он получил за публикацию в одном из журналов рассказа «Прогулки по снегу». После смерти в его доме было обнаружено огромное количество рукописей и черновиков стихотворений и сказок, несколько сотен поэм. Все это было опубликовано благодаря помощи его друзей. У Миядзава был специфический подход к собственному творчеству — даже уже законченный рассказ он зачастую переписывал несколько раз, в результате чего рождалось другое произведение. В этом смысле для Миядзава не существовало «завершенности» в общепринятом смысле этого слова. В1934-1935 годах после многочисленных сверок и редакций был, наконец, издан трёхтомник сочинений Миядзава, после чего читатель смог, наконец, увидеть потаенную глубину его творчества и осознать уникальность его вклада в японскую литературу. Последнее вышедшее в свет собрание сочинений Миядзава составляет восемнадцать томов прозы и стихотворений. В 1996 г. в ознаменование столетия со дня рождения писателя по всей Японии были организованы различные мероприятия, связанные с жизнью и творчеством Миядзава Кэндзи, вышли в свет исследовательские труды, телепередачи, документальные, художественные и мультипликационные фильмы, например, такие, как «Иллюзии Ихатово. Весна Кэндзи». Несмотря на то, что сейчас Миядзава является одним из самых читаемых авторов, за рубежом он мало известен. Светлый и загадочный мир Миядзава Кэндзи, где дышат и разговаривают друг с другом и с людьми ветер, звезды и камни, не оставит равнодушным никого из тех, кому посчастливилось прикоснуться к нему.
Будущий писатель родился в 1896 году в префектуре Иватэ на севере острова Хонсю, в регионе с богатыми культурными традициями и с характерным диалектом. Его отец, верный адепт буддийской школы «Дзёдо», был ростовщиком. На глазах Кэндзи с самых ранних лет разыгрывались большие трагедии маленьких людей, приносивших последнее имущество в ломбард отца ради куска хлеба. В сознании мальчика поселилась мысль о том, что его семья строит свое счастье на несчастье других, и это породило в будущем серьезный конфликт между ним и отцом. Кэндзи был старшим братом в семье из пяти детей. С детства он увлекался походами в горы, где собирал образцы минералов, за что дома его в шутку прозвали «каменный Кэн». У мальчика было слабое здоровье, и осознание того, что он, скорее всего, долго не проживет, появилось у него довольно рано. Поэтому, вероятно, счастье проживания каждого мгновения жизни пронизывает почти все его рассказы. В 1914 году он попадает в больницу, влюбляется в медсестру, но чувства его не встречают ответа. Судя по всему, это была первая и последняя в его жизни влюбленность — в творениях Миядзавы нет ни слова об эмоциональных отношениях между мужчиной и женщиной.
В 1915 году он поступает в Высшую школу сельского и лесного хозяйства префектуры Мориока (сейчас это сельскохозяйственный факультет Университета Иватэ), где рьяно берется за исследование типов и особенностей пахотных земель и принципов их обработки. В это же время Миядзава участвует в издании так называемого «журнала сотоварищей» «Азалия», который сами участники финансируют вскладчину и в котором он впервые публикует несколько своих коротких рассказов и стихотворений в жанре «танка». В будущем Миядзава будет писать уже свободным стилем. В 1918 году Миядзава заканчивает Высшую школу сельского хозяйства, после чего поступает в аспирантуру и еще два года продолжает учиться и работать на кафедре. В Японии тех лет набирали силу капиталистические идеи, идеи укрепления боевой мощи страны - ведь еще недавно Япония одержала победу в войне с огромной Россией. От молодых людей ожидали военной, политической или торговой карьеры. Но Миядзава, вопреки ожиданиям своей семьи, увлекся биологией, геологией и астрономией, самостоятельно изучал иностранные языки, в том числе английский и немецкий, увлекался популярной тогда идеей всемирного языка «эсперанто». Кроме того, он любил классическую музыку и собирал пластинки. Известна история о том, что Миядзава собственноручно сделал граммофонную иглу из бамбука.
Миядзава, живущий высокими идеалами, не хотел наследовать семейный ростовщический бизнес, который он должен был, как старший сын, когда-нибудь возглавить. Ему была ненавистна идея наживы на страданиях и без того бедных соседей-крестьян, приносивших в лавку отца имущество под залог. Родная префектура Иватэ лежала в стороне от центральных районов Японии с налаженными торговыми связями и с интенсивно развивающимся современным сельским хозяйством, и была поэтому почти обречена оставаться отсталым регионом, где люди жили по старинке, не готовые к изменениям, предлагаемым новыми временами. Страстное желание Миядзава помочь этим людям, стремление принести себя в жертву ради счастья других, самоотречение, сознательный отказ от брака, осознание своей просветительской миссии грубо противоречило ценностям, принятым в семье отца. К тому же конфликт отца и сына усугублялся разницей в религиозных воззрениях. Кэндзи, боготворивший «Сутру Лотоса» адепт школы «Нитирэн», безуспешно пытался отвратить своего отца от учения секты «Дзёдо», считая, что оно слишком большое значение придает социальному благосостоянию и материальным ценностям в ущерб духовным. В результате семейного конфликта молодой человек был вынужден покинуть родной дом. В 1921 году он переезжает в Токио.
Однако его жизнь в столице оказалась недолгой. Через восемь месяцев умирает от туберкулеза его младшая сестра и любимица Тосико, и он возвращается домой. Болезнь и смерть сестры потрясла Миядзаву. В ночь после ее смерти он пишет три прощальных стихотворения: «Утро расставания», «Сосновые иглы» и «Безмолвный плач».

Моя маленькая сестричка
Сегодня уже будет так далеко отсюда.
За окном идет мокрый снег, но все залито ясным светом.

Смерть сестры в той или иной форме появится потом в нескольких его произведениях, в том числе и в самом знаменитом — в сказке-притче «Ночь в поезде на Серебряной реке».
В декабре 1921 года Миядзава устраивается учителем в среднюю сельскохозяйственную школу в Ханамаки. В это время он много пишет — в основном сказки, веселые и полные юмора, в которых в аллегорической форме повествуется об устройстве мира, о геологии и астрономии. Его рассказы в определенной степени можно рассматривать как учебный материал для школьников. Крестьянам он читает курсы о сельском хозяйстве. Миядзава искренне считал, что его усилия могут помочь Ханамаки стать одним из самых развитых сельскохозяйственных регионов Японии. Когда его советы не приводили к желаемым результатам, он из своего кармана компенсировал крестьянам убытки.
В 1922 году Миядзава уезжает на Южный Сахалин, в то время принадлежавший Японии. Там он пишет множество стихов и начинает работу над своим самым знаменитым произведением, аллегорической сказкой о смерти «Ночь в поезде на Серебряной реке». Там, на берегах ледяного Охотского моря, в Стране вечного сумрака, он, вероятно, пытался отыскать душу своей любимой сестры...
В 1926 году Миядзава оставляет учительский пост и вплоть до своей смерти в 1933 году все свои силы отдает улучшению жизни бедных крестьян родной провинции. Он пытается самостоятельно заниматься земледелием, внедряет новые сельскохозяйственные технологии и сорта семян. Миядзава даже создает солидный труд в стихах под названием «Общее введение в искусство агрономии». В том же 1926 году для помощи малоимущим Миядзава создает «Ассоциацию крестьян Расу» Он учит земледельцев как повысить урожаи, путешествует по деревням с лекциями о культивировании риса и раздаёт деньги нуждающимся, за что в родной префектуре Иватэ его прозвали «Кэндзи-бодхисаттва». Помимо агрономической деятельности созданная им Ассоциация занимается и организацией культурных мероприятий для крестьян.
Однако тяжёлая физическая работа оказалась не под силу Миядзава, здоровье которого всегда было хрупким. Долгие годы он мучился от туберкулеза, и плеврит, которым он заболел в 1931 году, в конце концов свел его в могилу. Последним крупным делом, за которое берется больной Миядзава, становится создание фирмы по производству удобрений. Отец Кэндзи открыл фонд, средства которого предполагалось пустить на развитие дела сына. Последние два года жизни Миядзава работал с необыкновенным воодушевлением, но в конце концов болезнь приковала его к постели. 21 сентября 1933 года в возрасте 37 лет он умер. Перед смертью он попросил отца напечатать тысячу копий столь почитаемой им «Сутры Лотоса» и раздать всем знакомым. В день перед смертью до самой ночи он беседовал с местными крестьянами, оставаясь верным своей мечте — посвятить себя людям.
Феномен Миядзава заключается в том, что будучи серьезным исследователем-натуралистом, собиравшим материал для последующего практического применения, он в том же самом материале, в своих наблюдениях за физической природой черпал источник вдохновения и фантазии для художественного творчества. В нем уживались две полярные способности: строгий ум натуралиста и богатое воображение поэта. Ему 6ыло суждено родиться японцем, и его произведения, несмотря на универсальные категории, пропитаны глубоко японской спецификой. Наиболее серьезное влияние на его творчество и него самого оказала «Сутра Лотоса», также называемая « Сутрой Белого Лотоса Высшего Закона» или «Лотосовой Сутрой» - одна из известнейших и особо почитаемых в Восточной Азии махаянских сутр, которая легла в основу учения буддистских школ «Тэндай» и «Нитирэн». Описанные в ней идеалы такие, как отказ от материальных ценностей, самоотречение ради счастья окружающих, путь духовного очищения, борьба с собой, в результате которой человек должен достичь единения с миром и растворения в нем, оказались созвучными его мироощущению. Миядзава, вероятно, прожил счастливую жизнь, потому что на своем примере смог доказать; высокие идеалы буддиста могут быть реализованы, а самопожертвование может спасти других. Его герои — Кэндзю из «Рощи Кэндзю», Гуско Будори из «Жизнеописания Гуско Будори» — по сути это он сам, необыкновенный человек, сострадающий и живущий ради счастья других. Почти всю жизнь Кэндзи провел в своей родной префектуре Иватэ. Его горячая вера заставила прожить жизнь в страстной борьбе с несправедливостью и отдать все свои силы ради спасения ближних. Кэндзи остро чувствовал единение всех живых существ, а это значит, что истинное счастье невозможно, пока хоть одно из них будет несчастно. Он бродил по окрестным полям и горам, забывал обо всем на свете, наблюдая за животными, камнями, растениями, ветром, облаками, радугой и звездами. Истинную радость приносили ему моменты единения с Космосом, именно от этого в его произведения столько искрящейся жизни. Этим счастьем Миядзава попытался поделиться с другими. Эта книга — самое убедительное доказательство того, что писатель достиг своей цели.
Е. Рябова
Предисловие к сборнику сказок «Звезда Козодоя»

@темы: личности, литература

---

Миядзава Кэндзи

[Elu Laitinen]

БОГ ЗЕМЛИ И ЛИС

I

На самом северном краю равнины Иппонги есть небольшая возвышенность, густо поросшая зеленым щетинником, а в самом ее центре росла прекрасная горная Вишня.
Вишня была невысокой, с блестящим черным стволом. Она изысканно простирала свои красивые длинные ветви. С наступлением мая она покрывалась цветами, похожими на белое облако, а осенью роняла золотые и красные листья.
На Вишне останавливались переночевать перелетные птицы: кукушки, сорокопуты, даже маленькие крапивники и белоглазки. А уж если прилетал молодой сокол, то малые птахи, заприметив его издалека, старались держаться подальше.
У Вишни было два друга. Один — Бог земли, живший в пятистах шагах от нее прямо на влажной земле, другой — бурый Лис, всегда приходивший с южной стороны равнины.
Вишне больше нравился Лис. И все потому, что Бог земли — одно название, что Бог, на самом деле неряшлив до безобразия, волосы похожи на спутанные нитки, связанные в пучок, глаза вечно красные, а одежда похожа на мокрые капустные листья. Он всегда ходил босой, ногти у него были черные и длинные. А вот Лис был изысканным господином и никогда не позволял себе бестактность по отношению к окружающим.
Однако Бог земли был честным малым, а вот Лис мог приврать и обмануть.

II

Эта история произошла как-то вечером в начале лета. На Вишне распустилось множество свежих нежных листочков, в воздухе разливался сладкий аромат, на небе белел Млечный Путь, а звезды, дрожа и покачиваясь, то зажигались, то гасли.
К Вишне пришел Лис с томиком стихов. На нем идеально сидел темно-синий пиджак, поскрипывали красные кожаные ботинки.
— Какой тихий вечер!
— Да, — негромко ответила Вишня.
— Вон там, в небе, ползет Скорпион со звездой Антарес. В Китае в стародавние времена этого большого красного скорпиона называли Огненным.
— А это не то же самое, что Марс, который называют «Огненной звездой»?
— Нет, не то же самое. Потому что Марс — планета. А Антарес является прекрасным примером так называемой «неподвижной звезды».
— А что называют планетой и что — неподвижной звездой?
— Планета — это тело, которое не излучает света. То есть, оно отражает свет других небесных тел, и оттого, кажется, что оно тоже светится. А вот неподвижная звезда светит сама. Солнце, конечно же, является неподвижной звездой. Для нас оно большое и яркое, но, если посмотреть на него из далекой точки Галактики, то оно станет крохотной звездочкой.
— Вот как, значит и Солнце одна из звезд. То есть, выходит, на небе есть множество Солнц, нет, звезд, все-таки как-то непривычно звучит — «множество Солнц».
Лис снисходительно рассмеялся.
— Ну да, вы совершенно правы.
— А почему звезды разного цвета — красные, желтые и зеленые?
Лис вновь снисходительно рассмеялся и сложил лапы на груди. Томик со стихами затрепыхался, но на землю не упал.
— Вас интересует природа цвета звезд? Почему они оранжевые или синие? Я объясню. В самом-самом начале все звезды представляли собой некое туманное облако из газа и пыли. И сейчас на небе еще осталось много таких облаков. Например, они есть и в созвездии Андромеды, и в Орионе, и в Гончих Псах. В созвездие Гончих Псов есть так называемая воронка. А затем есть еще туманности, так называемые Рыбьи рты. Они напоминают формой рыбий рот, отсюда и название. Их и сейчас много во Вселенной.
— Как бы мне хотелось когда-нибудь их увидеть. Как, должно быть, хороши звезды в форме рыбьего рта!
- Они и в самом деле хороши. Я видел их в телескоп обсерватории Мидзусавы.
— И мне хочется.
— Я непременно покажу их вам! По правде сказать, на днях я заказал телескоп в немецкой фирме «Цейс». Я думаю, что заказ доставят к весне будущего года, и, как только телескоп будет у меня, я их вам покажу, — соврал Лис, сочинив историю на ходу.
А затем, помолчав, Лис подумал про себя: «Вот, ведь, своего единственного друга опять ненароком обманул. Какой же я негодяй! Но ведь не по злому же умыслу, просто хотел порадовать. Потом признаюсь». А Вишня, не догадываясь ни о чем, радостно воскликнула:
— Как же я рада! Вы всегда так добры ко мне.
Лис, приуныв, ответил:
— Ради вас я готов на что угодно. Не желаете ли почитать вот этот сборник стихов? Его написал поэт Гейне. Это перевод, но зато прекрасный.
— Можно его у вас одолжить?
— Пожалуйста. Читайте в свое удовольствие. Разрешите на этом откланяться. Ах, кажется, я забыл еще кое-что сказать.
— Про цвет звезд.
— Точно, точно. Но оставим это до следующего раза. Я и так достаточно долго отнимал у вас внимание.
— Нет, что вы!
— Я снова приду. До свидания. А книгу я вам дарю. Ну, прощайте, — и Лис поспешно ретировался.
Горная Вишня, шелестя листвой от дуновения южного ветра, подняла сборник стихов, оставленный Лисом, и принялась перелистывать страницы, сквозь которые просвечивал неясный свет, исходивший от Млечного Пути и усыпавших все небо звезд. В сборнике была песня о Лорелее и множество других прекрасных стихов. Почти всю ночь Вишня читала, а когда минуло три часа, и на восточной стороне небосвода появилось Созвездие Тельца, она задремала.
Ночь подошла к концу. Взошло солнце.
На траве заблестела роса, раскрылись цветы.
С северо-востока, весь залитый утренним солнцем, будто расплавленной медью, медленно брел Бог земли. Он шел, как всегда не спеша, скрестив руки, словно ему было лень нести их по отдельности.
Вишня пришла в легкое замешательство, и, прошелестев зеленой листвой, обернулась к нему. Ее тень упала на землю и мелко-мелко задрожала. Бог земли медленно подошел остановился.
— Доброе утро, госпожа Вишня.
— Доброе утро.
— На свете так много всего непонятного... Сколько ни ломай голову, все равно не поймешь.
— Что вы имеет в виду?
— Вот, например, трава растет из черной земли, так почему же она зеленая? А потом расцветает желтыми и белыми цветами. Нет, не понять.
— Может, это оттого, что в семенах травы уже есть зеленый и белый цвет?
— Именно. Если вдуматься, именно так, но все равно непонятно. Вот, например, у грибов нет никаких семян, они вылезают прямехонько из земли, но тоже разного цвета — красного, желтого, да какого угодно. Совершенно непонятно.
— Может, стоит поинтересоваться у господина Лиса, рассеянно сказала Вишня, вспомнив вчерашний рассказ о звездах.
Тут Бог земли резко переменился в лице. А затем взмахнул кулаком.
— Что? Лис? И что же сказал Лис?
Вишня ответила дрожащим голосом.
— Он ничего не говорил, но я подумала, что он может это знать.
— Где же это видано, чтобы Лис учил Бога, а?
Вишня окончательно перепугалась и затряслась. А Бог земли, скрежеща зубами, сложил руки на груди и принялся ходить вокруг дерева. Его черная тень падала на траву, которая тоже дрожала от страха.
— От тварей, подобных этому Лису, одно зло. И слова правды не скажет, низкий, трусливый и завистливый тип. Просто дрянь!
Наконец, Вишня пришла в себя и сказала:
— Скоро ваш праздник.
Выражение Бога земли несколько смягчилось.
— Да уж. Сегодня третье мая, осталось шесть дней.

Некоторое время Бог земли размышлял, но вдруг вновь грозно рявкнул:
— Эти люди ведут себя просто возмутительно! Прошлый раз мне в мой праздник сделали всего лишь одно приношение! Кто на сей раз первым ступит на мою территорию, того затопчу! — И Бог земли вновь заскрежетал зубами.
Вишня намеренно сказала про праздник, чтобы успокоить его, а вышло еще хуже. Не зная, что делать, она лишь шелестела листочками на ветру. А Бог земли, пылая в солнечном свете, ходил взад-вперед, скрестив руки на груди и скрежеща зубами. Казалось, чем больше он думает, тем больше гневается. Наконец, не в силах больше сдерживаться, он с яростными воплями, похожими на собачий лай, понесся в свою низину.

III

Место, где жил Бог земли, было размером с небольшой ипподром: прохладная влажная земля поросла мхом, люцерной и низеньким тростником, попадался там и будяк, и низкие сильно скрученные ивы.
Из земли сочилась вода, там и сям на ее поверхности булькали ржаво-красные пятна — при одном взгляде на это место становилось жутко.
В центре на маленьком островке из бревен стояло святилище Бога земли высотой не больше одного кэна.
Вернувшись на свой островок, Бог земли долго-долго лежал у святилища, почесывая длинные худые ноги. Над его головой летала птица. Он встал и издал вопль. Птица от страха закачалась и чуть было не рухнула вниз, а затем, словно у нее свело судорогой крылья, стала спускаться все ниже и ниже, - пока не скрылась из виду.
Бог земли слегка усмехнулся и поднялся на ноги. Однако стоило ему посмотреть в сторону, где росла Вишня, как выражение его лица снова переменилось. Он застыл на месте, будто кол проглотил, а затем раздраженно принялся обеими руками расчесывать спутанные волосы.
В это время со стороны южной долины пришел дровосек. Он размашисто шагал по узкой дорожке, вероятно, направлялся на заработки в Мицуморияму. Судя по всему, он знал Бога земли, потому что время от времени с тревогой поглядывал в сторону святилища. Однако самого Бога он видеть не мог.
Заметив его, Бог земли обрадовался, аж покраснел весь. Он протянул руки и левой рукой схватил себя за правое запястье. Дровосек, думая, что продолжает шагать по тропинке, стал сворачивать в низину. Потом испугался, побледнел и тяжело задышал открытым ртом. А Бог земли медленно повернул правый кулак. Тут дровосек пошел по кругу и чем дальше, тем шел быстрее. Он уже еле дышал, но всякий раз возвращался на то самое место, откуда только что ушел. Ему очень хотелось убежать поскорее из этого страшного места, но все было бесполезно — Бог земли кружил и кружил его. Наконец, дровосек жалобным воем воздел кверху руки и бросился бежать. Бог земли был удовлетворен. Он лежал, наблюдая за своей жертвой и посмеиваясь под нос. Дровосек окончательно выбился из сил и, как подкошенный, рухнул в воду. Полежав некоторое время, он медленно попытался подняться — и тут его отбросило далеко в траву. Он снова упал, слабо пошевелился, что-то пробормотал — и лишился чувств. Бог земли громко рассмеялся. Его смех волной докатился до самого неба.
Голос Бога отразился от небес и спустился на землю рядом с Вишней. Вишня напугалась, и, пропуская солнечный свет сквозь листья, мелко-мелко задрожала.
Бог земли, обеими руками нетерпеливо почесывая голову, думал так: «Мне очень скверно, во-первых, из-за Лиса. И даже не столько из-за Лиса, сколько из-за Вишни. Из-за Лиса и из-за Вишни. Мне так тяжело потому, потому что я стараюсь не сердиться на Вишню. Если бы мне не было дела до Вишни, то и подавно не было бы дела и до Лиса. Да, я грубый и вульгарный, но такова природа Бога. Как стыдно, как горько, что приходится постоянно оглядываться на этого Лиса. И все-таки я ничего не могу поделать с собой. Говорю себе: «Забудь о Вишне». Но не могу от нее отказаться. Сегодня утром она побледнела и задрожала. Такая красивая... Как ее забудешь? Вот, я издевался над жалким человечком оттого, что был сам не свой. Что поделаешь... Когда ты не в себе, то сам не ведаешь, что творишь.
Бог земли терзался, кляня себя. В небе пролетел сокол, однако, на сей раз, Бог земли только молча проводил его взглядом.
Где-то далеко-далеко прозвучали выстрелы, будто взрыва ли залежи соли, - похоже, там шли кавалерийские учения. А затем синий свет хлынул на равнину. Дровосек, лежавший в траве, от этого света вдруг очнулся, испуганно вскочил и принялся озираться вокруг. А затем вскочил и стремглав помчался прочь, только пятки засверкали. Он побежал по направлению к Мицуморияме.
Увидев это, Бог земли опять захохотал. Его голос, не достав небес, снова упал рядом с Вишней.
Она опять затряслась мелкой дрожью так, что листья ее окрасились в какой-то странный цвет.
Бог земли несколько раз обошел вокруг своего убежища, потом успокоился и исчез внутри, будто его и не было.

IV

Как-то августовским вечером спустился густой туман. Богу земли было невыразимо грустно, и это его раздражало. Он медленно выполз из святилища. Ноги как-то сами собой понесли его к Вишне. По правде сказать, при одной только мысли о ней у него начинало щемить сердце.
Вдруг его настроение разом переменилось, на душе стало спокойно. Он старался не думать о Лисе и его отношениях с Вишней, однако гадкие мысли сами собой лезли в голову, и он ничего с этим поделать не мог. Каждый день он твердил себе: «Я ведь очень суровый Бог. Какое мне дело до дурацкой Вишни?» Но все равно ему было очень грустно. Стоило только вспомнить об этом проклятом Лисе, как по всему телу разливалась такая жгучая боль, будто его огнем жгли.
Бог земли в глубокой задумчивости приближался к Вишне. И только тут он вдруг понял, куда несут его ноги. Сердце его екнуло. Его пронзила мысль: он так давно не был у Вишни, может, она его ждет-не дождется. Бога пронзила мучительная жалость. Он быстро шагал по траве, а сердце так и выпрыгивало из груди. И вдруг ноги у него подкосились, и он встал, словно громом пораженный. На него накатило безысходнее, синее отчаяние. У Вишни уже отирался Лис. Спустилась ночь, и в неясном свете луны сквозь мутную дымку до боли отчетливо доносился его голос.

— Конечно же, именно так. Точность и симметрия убивают красоту вещей. Идеальная красота - это мертвая красота. Вы совершено правы, — донесся тихий голос Вишни.
— Настоящая красота не может быть застывшей, как окаменелость. Нельзя, чтобы над всем властвовал только закон симметрии. Вот дух симметрии — это прекрасно. Хорошо, когда что-то пронизано духом симметрии.
— Я тоже так полагаю, — опять донесся нежный голос Вишни.
Бог земли почувствовал, что его тело запылало оранжево-розовым пламенем. Дыхание перехватило, стало трудно дышать. «Как можно так страдать из-за короткого разговора Вишни и Лиса?! Сердце твое разрывается на части, так можно ли после этого назвать тебя богом?» — укорял он сам себя. А Лис продолжал:
— В любой книжке, посвященной эстетическим категориям, пишут об этом.
— У вас много книг по эстетике? — спросила Вишня.
— Не слишком много, но хватает — есть на японском, английском и немецком... Должны еще прислать на итальянском.
— Какой великолепный у вас, должно быть, кабинет!
— Ну, что вы, там такой бедлам, к тому же он совмещен с лабораторией. Все навалено в беспорядке — микроскоп, газета «Лондон Таймс», мраморный бюст Цезаря, в общем полный хаос.
— Какая прелесть! Право же, прелесть!
Лис фыркнул то ли от скромности, то ли от самодовольства, и на мгновение повисла тишина.
Богу земли стало совсем нестерпимо. Слушая Лиса, он думал о его превосходстве. Вся его уверенность куда-то испарилась, он больше не мог сказать себе: «Да, я грубый, вульгарный, но все-таки я — Бог!» «Как же мне тяжко, как же мне плохо... Взять бы и разорвать этого Лиса на части, но нельзя». Нельзя даже во сне помыслить об этом. Но тогда получается, что Лис меня обошел! Что я — хуже Лиса?! Что же мне делать?» Бог земли корчился от боли, раздирая ногтями грудь.
— А вам еще не прислали телескоп? — спросила Вишня.
— Телескоп? Пока нет. Что-то не присылают. Знаете, эти европейские транспортные компании - там такая неразбериха. Но как только его доставят, я сразу же принесу его вам. Потому что кольца Сатурна так прекрасны.
Бог земли быстро заткнул уши и помчался на север. Ему стало страшно: он уже не знал, что ему делать, если он и дальше будет молчать. Он несся как ветер. У подножья горы Мицуморияма у него перехватило дыхание, и он упал, как подкошенный.
Он рвал на себе волосы и катался по траве. А затем громко зарыдал. И его голос, словно гром среди ясного неба, взлетел высоко-высоко и разнесся по всей равнине. Бог земли плакал и плакал, пока совсем не обессилел. Лишь на рассвете он вернулся в свое святилище. Голова у него была совершенно пустая.

V

Между тем наступила осень. Вишня по-прежнему стояла зеленая, однако у соседнего щетинника уже совсем пожелтели колоски, а коробочки лилий, переливающиеся на ветру, созрели и раскраснелись.
В один из таких прозрачных золотых деньков у Бога земли было очень хорошее настроение. Все тяжкие мысли, терзавшие его летом, куда-то подевались, и ему казалось, что вокруг его головы возник чудный ореол. Вся его злость улетучилась куда-то. Если Вишне угодно поговорить с Лисом, и им обоим хорошо вместе, пусть беседуют, сколько угодно. Сегодня скажу об этом Вишне, - решил Бог земли, и с легким сердцем направился к ней.
Вишня заприметила его еще издалека.
Она ожидала его прихода, беспокойно дрожа, как всегда.
Бог земли подошел к ней и весело поздоровался.
— Доброе утро, госпожа Вишня! Какая чудесная погода!
— Доброе утро. Да, погода чудесная.
— Какую же благодать дарит нам солнце. Весной красное, летом белое, осенью желтое. А когда осенью солнце желтое, то виноград кажется фиолетовым. Какая благодать!
— Вы совершенно правы.
— У меня сегодня такое чудесное настроение. Так тяжело мне было все лето, а вот сегодня как-то вдруг совсем отпустило.
Вишня собралась что-то сказать, но у нее не повернулся язык - ведь то, что она должна была сказать, может стать Бога земли слишком неприятной неожиданностью.
- Сейчас я ради кого угодно жизнь готов отдать. Даже ради дождевого червя. Пусть живет вместо меня! — сказал Бог земли, посмотрев в далекие небеса.
Глаза его были черными и прекрасными.
Вишня опять хотела ответить, однако что-то так тяготило ее, что она лишь вздохнула.
И тогда появился Лис.
Увидев Бога земли, он изменился в лице, однако уйти уже не мог и поэтому, дрожа, подошел к Вишне.
— Госпожа Вишня, доброе утро. Смотрю, у вас тут гость - Бог земли, — сказал Лис, на котором в то утро были красные кожаные ботинки, коричневый плащ и пока еще летняя шляпа.
— Да. Я Бог земли. Хорошая сегодня погода, не так ли? - сказал Бог земли с легким сердцем.
А Лис от зависти побледнел и заметил:
- Извините, что потревожил вас, ведь у вас гости. Вот обещанная книжка. А телескоп я принесу, когда выдастся безоблачная ночь. Прощайте.
— Большое спасибо, — сказала Вишня, но не успела она закончить фразу, как Лис, даже не попрощавшись с Богом земли, отправился восвояси.
Вишня вдруг побледнела и мелко затряслась.
Бог земли несколько мгновений рассеянно стоял и смотрел, как удаляется Лис. В траве сверкнули красные кожаные ботинки — и он пришел в себя. Голова его пошла кругом. Уязвленный Лис быстро шагал прочь, сердито пожимая плечами. Бога земли охватил гнев, и его лицо почернело. «И книга по эстетике, и телескоп — ах ты скотина, посмотрим, что ты будешь теперь делать». — Вне себя от ярости Бог земли бросился за Лисом.
Вишня разволновалась, затрепетала всеми своими ветвями, зашелестела. Лис удивленно обернулся и увидел Бога земли, несущегося за ним с почерневшим лицом. Лис побелел, челюсть у него отвисла, и он стрелой кинулся наутек.
Богу земли казалось, что трава вокруг пылает белым пламенем. Даже синее блестящее небо вдруг превратилось в черную дыру, внутри которой, потрескивая, пылал огонь.
Они бежали, тяжело дыша и сопя. Лис бежал, не помня себя от страха, а в голове колотилась мысль: «Все, мне конец, конец, телескоп, телескоп, телескоп...»
Вдалеке виднелся маленький красный холмик, совершенно лысый. Лис обежал его кругом, пытаясь юркнуть в круглую нору у подножья. Он уже пригнул голову и вытянул задние лапы, — но тут к нему подлетел Бог земли. Не успел Лис и охнуть, как Бог земли скрутил его и разодрал ему пасть — казалось, что Лис вдруг беззвучно засмеялся. А еще через мгновение шея Лиса безжизненно вытянулась в руках Бога земли.
Тот швырнул Лиса себе под ноги и принялся топтать его, пока не вбил в землю.
А затем он залез в нору Лиса. Внутри было темно и пусто — лишь твердая земля мерцала красивым красным оттенком. Бог земли широко разинул и скривил рот, а потом в сильном замешательстве выбрался наружу.
Он сунул руку в карман плаща мертвого Лиса. Там оказались лишь два коричневых стебелька ежи. Так и не закрыв рта, Бог земли дико завыл.
Его слезы дождем лились на распластанное тело Лиса, который продолжал улыбаться, хотя и был мертв.

@темы: литература

---

Художница Moira Hahn

[Угрюмый барсук]

Сайт автора www.moirahahn.com/

Посмотрев на акварели Moira Hahn, никогда не скажешь, что это американская художница, живущая в Лос-Анжелесе и закончившая Бостонскую школу искусств. Все её работы пронизаны японским духом, но присутствует и диалог с современной культурой. Тут вы увидите синих Годзилл, котов на сёрфингах и котов-самураев, изображённых в традициях японской графики и знаменитого героя японской массовой культуры - инопланетного кота Дораэмона и пасхального кролика в кимоно и многое другое. У этой замечательной художницы немало картин с кошками. Часть текста взята с этого сайта

+7 картинок

@темы: ссылки, арт

---

[Kenren Taishou]

Добрый день!

Вопрос к разбирающимся людям - подскажите, могу ли я в таком кимоно ходить в июне? Или оно не подходит к лету? По идее, здесь изображены пионы..



В весенних цветах более-менее разобралась, теперь возникла проблема с летом.)

Спасибо!

@темы: вопрос, традиции

---

Май. Петербург. Кимоно.

[alwdis]

2-14 мая 2010 года в культурном центре "Лофт Проект ЭТАЖИ" (СПб) пройдет выставка коллекции "Тысяча и одно кимоно". На выставке представлены кимоно XIX-XXI веков, многие из которых экспонируются впервые. Посетители смогут увидеть свадебное кимоно дочери самурая и изысканные кимоно гейш, роскошные куро-фурисоде (наряд на день совершеннолетия), кимоно с портретами Минамото Ёсицуне, Оды Нобунаги, Тоётоми Хидэёси, кимоно эпохи Второй мировой войны и многие другие - как торжественные, так и повседневные. Подлинным раритетом является комплект кимоно для соверошения сеппуку (ритуального самоубийства). В ходе выставки будет прочитан цикл лекций, посвященных истории кимоно, культуре гейш и куртизанок, японским праздникам и т.д. Каждый посетитель выставки имеет возможность послушать подробную экскурсию, а также примерить некоторые кимоно (и сфотографироваться в них).

Выставка работает ежедневно, с 12 до 22 часов по адресу Санкт-Петербург, Лиговский проспект, 74
телефон: [phone]
Стоимость билетов - 250 рублей (полный), 200 рублей (льготный).
www.loftprojectetagi.ru
1001kimono.ru

@темы: интересности, объявления

---

[Дже]

Жжешное коммьюнити по классической японской живописи и гравюре

@темы: ссылки

---

Миядзава Кэндзи

[Elu Laitinen]

ЗВЕЗДА КОЗОДОЯ
По правде сказать, Козодой - неприглядная птица. Вся голова покрыта пятнами, будто обрызгана супом-мисо. Большой рот растянут до ушей.
Он едва ковыляет с ноги на ногу - и одного «кэна» за раз не пройдет.
При виде Козодоя все птицы с отвращением отворачиваются.
Вот, например, Жаворонок. Красавцем его, конечно, тоже не назовешь, но и он считал себя представительней Козодоя и, встречаясь с ним вечерами, брезгливо щурился и отворачивался. Даже самые маленькие пташки-щебетуньи злословили о Козодое прямо в его присутствии.
— Ну, вот, опять вылез. Вы только взгляните на него! Просто позор всему птичьему племени!
— Какой рот огромный! Уж не родственник ли он лягушкам?
Вот так обстояли дела. Эх, не будь он « Ночным соколом», а просто соколом, все эти безмозглые пичужки от одного его имени трепетали бы, съеживались и прятались в тени листвы. Однако Козодой не доводился Соколу ни братом, ни сватом. Он, скорее, был старшим братом красавца Зимородка и Колибри, которая считается принцессой среди птиц. Колибри питалась медом, Зимородок рыбой, а Козодой всякими букашками и жуками. У него не было ни острых когтей, ни крепкого клюва, поэтому даже самая слабая птица не боялась его.
Как ни удивительно, но второе имя козодоя — «Ночной сокол» — возникло не на пустом месте: когда он, со свистом разрезая мощными крыльями воздух, в кромешной темноте взлетал в небо, он и вправду, походил на сокола. И его пронзительный крик тоже чем-то напоминал соколиный. Конечно же, Соколу была чрезвычайно неприятна мысль о таком родстве, поэтому, завидев Козодоя, он расправлял крылья и требовал, чтобы Козодой перестал так себя называть.
Как-то раз вечером Сокол явился в дом Козодоя.
- Эй, ты дома? Так имя и не сменил? Ни стыда, ни совести у тебя нет. У меня с тобой нет ничего общего. Мое дело - парить в голубых небесах, а ты и клюва не кажешь, кроме как в пасмурный день или под покровом ночи. Взгляни на мой клюв и когти. А теперь сравни со своими.
— Господин Сокол, вы просите невозможного. Я не сам придумал себе имя. Оно мне богом дано.
— А вот и нет. Это я могу сказать, что имя свое от бога получил, а ты его у меня и у ночи позаимствовал. Попользовался и хватит!
— Господин Сокол, это невозможно.
— Еще как возможно! Я придумал тебе хорошее имя. Будешь называться Итидзо. Хорошее имя, не правда ли? Только имя нужно сменить по всем правилам. Повесишь на шею табличку с новым именем и облетишь всех — мол, так и так, с сегодняшнего дня зовусь Итидзо, прошу любить и жаловать. Так и скажешь!
— Не смогу я этого сделать.
— Еще как сможешь. А если ты не исполнишь мой приказ до послезавтрашнего утра, поймаю и убью. Не забывай — жизнью рискуешь. Послезавтра прямо с утра облечу каждый птичий дом, у каждого спрошу, был ты там, или нет. И если хоть в одном доме выясню, что тебя там не было, тебе сразу конец!
— Но... это же совершенно невозможно. Чем так, лучше умереть. Убейте меня прямо сейчас.
— А ты подумай получше. Итидзо, в конце концов, не такое уж и плохое имя.
Широко взмахнув огромными крыльями, Сокол взмыл ввысь и направился к своему гнезду. Козодой закрыл глаза и глубоко задумался.
«За что они так ненавидят меня? Неужели только за то, что голова в пятнах, будто супом-мисо облили, и рот до ушей? Никому я зла не делал. Однажды птенца Белоглазки вернул в гнездо, когда тот из него выпал. Тогда Белоглазка выхвалила у меня птенца, будто я его украл. А потом жестоко насмехалась надо мной. А теперь еще и эта табличка с именем Итидзо. Какой же я несчастный».
Стало смеркаться. Козодой вылетел из гнезда. Тучи, мрачно сверкая, низко нависли над землей. Козодой бесшумно кружил в вышине между тучами. Он широко раскрыл рот, расправил крылья и, подобно стреле рассекая воздух, понесся вниз. И чем быстрее он летел, тем больше мушек попадало в его горло.
Не успев коснуться земли, он снова стремительно взмыл. Небо уже стало серым, и только гора вдалеке краснела от пламени горящей травы.
Когда Козодой стремительно бросался вниз, будто рассекал небо на две части. Очередная добыча, попав в горло Козодоя, судорожно забилась. Быстро проглотив жука, Козодой передернулся.
Небо совсем почернело, и только на востоке, как и прежде, полыхала гора — да так ярко, что становилось страшно. У Козодоя сжалось сердце, и он снова поднялся ввысь.
Еще один жук попал в горло. Он так царапался и бился, что Козодой с большим трудом проглотил его. В этот момент в груди что-то оборвалось, Козодой громко вскрикнул и разрыдался. Обливаясь слезами, он выписывал в небе круг за кругом.
«О, сколько же жуков и мушек я убиваю каждый вечер! А теперь и меня убьет Сокол. Как же тяжело, тяжело, тяжело. Не буду больше есть насекомых. Умру голодной смертью. Хотя Сокол расправится со мной еще раньше. А вот и нет! Я улечу, далеко, далеко в небо».

Как поток, растекался огонь по горящей горе, казалось, что красное пламя перекинулось и на облака. Козодой полетел прямиком к младшему брату Зимородку.
Красавец Зимородок еще не успел лечь спать и как раз наблюдал за пожаром на далекой горе. Увидев, что к нему спускается Козодой, он сказал:
— Добрый вечер, братец. Что-то случилось?
— Нет! Я теперь улетаю очень далеко, вот и решил повидаться с тобой.
— Брат! Не улетай! Колибри тоже далеко живет. Я же со всем один останусь!
— Ничего не поделаешь. Не спрашивай больше ни о чем. И еще хочу попросить тебя. Лови рыбу только тогда, когда это действительно необходимо, и никогда ради забавы. Прощай.
- Брат! Что случилось? Подожди!
- Нет! Жди не жди, ничего не изменится. Колибри передай от меня привет. Прощай! Больше я тебя не увижу. Прощай!
Рыдая, Козодой вернулся домой. Короткая летняя ночь подходила к концу. Зеленые листья папоротника, вдыхая предрассветный туман, дрожали от холода. Козодой высоким голосом запел - «киси-киси». Затем прибрался в гнезде, почистил и пригладил перышки и снова вылетел из дома.
Туман рассеялся, и на востоке стало подниматься солнце. Зажмурившись от ослепительно яркого света, Козодой стрелой помчался к нему.
— Солнышко! Солнышко! Возьми меня к себе! Пусть я сгорю и погибну, но ведь даже такое уродливое существо, как я, сгорая, дает слабый свет. Прошу, возьми меня к себе.
Сколько бы он ни летел навстречу солнцу, оно не становилось ближе. Наоборот, оно становилось все меньше и меньше, и, наконец, сказало ему:
— Никак тебя зовут Козодоем, или Ночным соколом? Нелегко тебе, видно, приходится. Наступит ночь, лети в небо, попроси помощи у звезд. Ты же не дневная птица.
Козодой поклонился Солнцу, но у него закружилась голова, он камнем полетел вниз и упал в полевую траву. Все казалось странным сном. Вот он летит меж красных и желтых звезд, ветер подхватывает и несет его дальше и дальше, и тут появляется Сокол и пытается схватить Козодоя.
Вдруг что-то прохладное упало на него. Козодой открыл глаза. С молодого стебелька мисканта скатилась росинка. Уже совсем стемнело, на иссиня-черном небе мерцали звезды. Козодой взлетел ввысь. И этой ночью гора была все еще красна от огня. Козодой описал круг при свете тусклых отблесков пожара в холодном сиянии звезд. А потом еще один. Наконец, он решительно устремился к созвездию Орион, украшающему небо на западе, и закричал:
- О, звезды, голубые западные звезды! Возьмите меня к себе. Пусть я сгорю и погибну, мне все равно!
Однако Орион продолжал петь песню отваги, не обращая внимания на Козодоя. Козодой чуть не расплакался, стал планировать вниз, а затем остановился и сделал еще один круг. На сей раз, он устремился на юг к созвездию Большого Пса.
— О, звезды, голубые южные звезды! Возьмите меня к себе. Пусть я сгорю и погибну, мне все равно!
Большой Пес, красиво мерцая голубым, фиолетовым и желтым огнем, ответил:
- Что за ерунда! Кто ты вообще такой? Всего лишь птица! Чтобы на твоих крыльях добраться сюда, потребуются миллиарды и миллиарды лет, — и Большой Пес отвернулся в другую сторону.
В отчаянии Козодой спланировал вниз, а потом сделал еще два круга. И снова решительно устремился теперь уже на север, к созвездию Большой Медведицы.
— О, звезды, голубые северные звезды, возьмите меня к себе!
Большая Медведица спокойно ответила:
— Что у тебя за каша в голове? Как тебе вообще пришло на ум такое? Остуди свою голову. Окунись в море, по которому дрейфуют айсберги, а если нет поблизости моря, то лучше всего подойдет стакан воды со льдом.
В отчаянии Козодой спланировал вниз, а потом сделал еще четыре круга. И снова он поднялся вверх, к созвездию Орла, которое только что взошло на востоке, по другую сторону Млечного пути.
— О, звезды, белые восточные звезды, возьмите меня к себе! Пусть я сгорю и погибну, мне все равно!
Орел надменно ответил:
— Нет, нет, нет! Не может быть и речи. Для того, чтобы стать звездой, требуется соответствующее положение. Да и деньги тоже.
Выбившись из сил, Козодой сложил крылья и камнем полетел вниз. До земли оставался всего один сяку, его слабые ноги уже почти коснулись травы, как вдруг он внезапно, словно ракета, вновь взвился вверх. Долетев до середины неба, Козодой напрягся и взъерошил перья, как обычно делает орел, преследующий медведя. А затем высоким-высоким голосом крикнул: «киси-киси, киси-киси, киси-киси». Крик был очень похож на соколиный, и птицы, спящие в полях и лесах, открыли глаза и, дрожа от страха, взглянули в звездное небо.
А Козодой поднимался все выше и выше. Вот уже и пожар на горе стал похож на окурок непогашенной сигареты. А Козодой летел еще выше.
От холода дыхание замерзало прямо в груди. Воздух стал разреженным, приходилось все сильнее работать крыльями.
Но звезды ничуть не стали ближе. Грудь Козодоя вздымались как кузнечные меха. Холод и изморозь вонзались в него острыми мечами. Крылья совершенно занемели. Он воздел вверх глаза, полные слез, и еще раз посмотрел в небо. Таковы были последние мгновения жизни Козодоя. Он уже перестал понимать, вниз ли он летит или вверх. На душе у него стало спокойно, а большой клюв, из которого сочилась кровь, чуть загнулся в сторону как будто он улыбался.
Через несколько мгновений Козодой широко раскрыл глаза. Он увидел, как его тело объяло синее свечение, похожее на фосфорический огонь, который медленно горел в небе.
Рядом было созвездие Кассиопеи. Позади мерцал бледно-голубым светом Млечный Путь.
А звезда Козодоя продолжала гореть. И горела она еще долго-долго.
И горит она до сих пор.

@темы: литература

---

[towelie]

и снова из жж Терновского
о токийской башне
о токийском метро

@темы: фото, ссылки, архитектура

---

Хочу похвастаться)

[Pani Katarina]

Фукуро-оби, вывезенный из Японии для меня)

@темы: интересности

---

Миядзава Кэндзи

[Elu Laitinen]

ЛУННАЯ НОЧЬ И ТЕЛЕГРАФНЫЕ СТОЛБЫ
В тот вечер Кёити быстро шагал по насыпи вдоль железной дороги. На нем были соломенные дзори. А ведь за хождение по насыпи полагается штраф! К тому же это очень опасно. Предположим, какой-нибудь хулиган на полном ходу высунет из окна длинную палку — ведь убьет на месте! Однако в тот вечер на железной дороге было совершенно пустынно - ни смотрителей, ни поездов, из которых могли бы торчать опасные палки. Зато пейзаж был удивительным.
На небе висел молодой девятидневный месяц. А само небо было полно призрачных, тонких, словно вуаль, облаков. Облака просвечивали и легонько покачивались в лунном свете. В разрывах между ними высовывали свои блестящие личики холодные звезды.
Кёити шагал и шагал, вдалеке уже показались огни станции. Если прищуриться, то эти мигающие красные фонари и лиловатые, как горящая сера, огни казались иллюминацией в далеком замке.
Вдруг семафор, стоявший по правую руку, лязгнул и задрожал, верхнее белое крыло дернулось и стало крениться к земле. Однако пока в этом не было ничего из ряда вон выходящего — просто заработал механизм. Такое со светофорами случается сплошь и рядом — раз по пятнадцать за ночь. Но дальше последовало та-акое!
Все телеграфные столбы по левую сторону дорожного полотна, ровно гудевшие до того момента, вдруг дружно двинулись на север. На каждом висело штук по шесть фарфоровых чашечек-эполетов, макушки венчали цинковые шапочки с лихо закрученными остроконечными крючьями-пиками из толстой стальной проволоки. Столбы ковыляли на одной ноге. Они прошествовали мимо Кёити, поглядывая на него искоса, будто бы даже с пренебрежением. Гудение их становилось в громче и громче, пока не слилось в изумительный по красоте военный марш, какие звучали разве что в старые времена.

Доттэтэ, доттэтэ, доттэтэдо.
Армии телеграфных столбов
Нет равных в мире скоростей.
Доттэтэ, доттэтэ, доттэтэдо.
Армия телеграфных столбов
Не знает себе равных в дисциплине.

Один из столбов прошествовал мимо, так задрав свои плечи, что аж захрустели поперечины.
Глянь! — а по другой стороне железнодорожного полотна марширует шеренга других телеграфных столбов, на каждом — шесть поперечин и двадцать два фарфоровых эполета.

Доттэтэ, доттэтэ, доттэтэдо,
Саперы с двумя поперечинами,
Драгуны с шестью поперечинами,
Доттэтэ, доттэтэ, доттэтэдо,
В каждой шеренге пятнадцать тысяч солдат
Крепко связаны вместе стальной проволокой.

Два столба почему-то сцепились перекладинами и ковыляли рядышком, прихрамывая, словно поддерживая друг друга. Потом, совсем обессилев, повесили головы, тяжко вздохнули перекошенными ртами и стали заваливаться на землю.
А сзади уже напирали здоровые, энергичные столбы.
- Эй, пошевеливайтесь! Что это там у вас провода обвисли? — кричали они. Два увечных столба ответили с разнесчастным видом:
— Выбились мы из сил. Ступни подгнили, трудно нам держать шаг. Даже деготь на сапогах уже не спасает.
Но столбы, напиравшие сзади, еще сильней возмутились:
— Живее, живее! Если хоть один боец сегодня даст слабину, все пятнадцать тысяч будут в ответе! Пошевеливайтесь!
Делать нечего, два калеки поплелись дальше, а следом уже наседали все новые бойцы.

Доттэтэ, доттэтэ, доттэтэдо,
Цинковые шапки, украшенные пиками,
Ноги как колонны.
Доттэтэ, доттэтэ, доттэтэдо,
Эполеты на плечах,
Эх, нелегка наша служба!

Силуэты двух несчастных столбов уже маячили в сине-зеленом сумраке дальнего леса, но тут из призрачных облаков выглянул и озарил окрестности месяц. Все столбы необычайно воодушевились. Проходя мимо Кёити, они задиристо приподнимали плечи и посмеивались, косясь на него краешком глаза.
Тут Кёити совсем рот открыл от изумления: за столбами с шестью поперечинами шагала армия столбов с тремя перекладинами, эполеты у них были красного цвета. И пели они совсем по-другому, высокими голосами, даже слов толком не разобрать. Но шагали все бодро.

Доттэтэ, доттэтэ, доттэтэдо!
Пусть от холода лопнет кожа,
Не опустим своих перекладин!
Доттэтэ, доттэтэ, доттэтэдо!
Пусть от жары растворится сера,
Не уроним свои эполеты!

Столбы все шагали, шагали и шагали. Кёити даже устал смотреть на них и задумался о чем-то своем.
А столбы все прибывали и прибывали, будто вода в реке. Они маршировали, посматривая на Кёити, а у Кёити уже голова разболелась, поэтому он молча уставился в землю.
И вдруг откуда-то издалека в военный марш вклинился новый звук - далекий скрипучий голос, который кричал: «Ать-два! Ать-два!». Кёити удивился, поднял голову и увидел старичка. Тот был крохотный, с желтоватым лицом и ношеном-переношенном пальто мышиного цвета. Следя за шествием столбов, он командовал: «Ать-два! Ать-два!».
Столбы, проходя мимо старичка, держали осанку и тянули носок. А этот странный старичок между тем уже приближался к Кёити. Некоторое время он искоса смотрел на мальчишку а затем повернулся к столбам и скомандовал:
— Шагом марш! В колонну становись!
Строй столбов сбил шаг, а потом снова продолжал маршировать, распевая во все горло.

Доттэтэ, доттэтэ, доттэтэдо,
Сабли справа, сабли слева.
Таких тонких клинков
Больше нет во всем мире.

Старичок остановился перед Кёити и чуть поклонился.
- Ты что, все видел с самого начала?
- Ну да.
- Вот как... Ну, ничего не поделаешь. Придется подружиться, давай пожмем друг другу руки.
Старичок выпростал из рукава заношенного пальто большую желтую ладонь. Кёити ничего не оставалось, как тоже протянуть свою. Старичок сказал: «Эх-ма!» и вцепился в руку Кёити.
Тут из грозных, как у тигра, глаз старичка посыпались
страшные синие искры, а Кёити так затрясло, что он едва не упал.
- Ха-ха, хорошо проняло, да? Это я еще в полсилы! Вот сжал бы пальцы посильнее — и сгорел бы ты, обуглился, как головешка!
А столбы все шагали.

Доттэтэ, доттэтэ, доттэтэдо,
Если смазать сапоги дегтем,
Можно прошагать триста шестьдесят сяку .

Кёити стало так страшно, что аж зубы застучали. Старичок, как ни в чем ни бывало, наблюдал за месяцем и облаками, но, увидев, что Кёити весь побледнел и дрожит, видимо, пожалел его и спокойным голосом пояснил.
— Я — Начальник электричества.
Кёити немного успокоился и спросил:
— А что это такое — Начальник электричества? Это такой вид электричества, что ли?
Старичок рассердился.
— Какой несмышленый ребенок! Не вид электричества. Начальник всего электричества — это всему голова, самый главный в этом деле. Ну, как военачальник.
— Быть военачальником, наверное, очень интересно? — спросил Кёити задумчиво, а старичок так заулыбался, что все лицо покрылось морщинками.
— Ха-ха-ха, конечно интересно. И саперы, и драгуны, и артиллеристы - это все моя армия.
Старичок причмокнул, надул одну щеку и посмотрел в небо. А затем как закричит шагавшему мимо него столбу:
— Эй, кто позволил глазеть по сторонам?
Столб от испуга аж подскочил, нога у него подкосилась, но он тут же выправился и зашагал дальше. А за ним шагали и шагали все новые и новые столбы.
— Ты, наверное, слышал эту историю... Ее все знают. Один молодой человек жил в Англии, в Лондоне, а его отец в Шотландии, в Киркшире. И вот сын отправил отцу телеграмму... Я даже переписал ее в записную книжку.
Старичок вытащил книжицу, достал здоровенные очки и с серьезным видом нацепил их на нос.
— Ты по-английски-то понимаешь? Ну вот, там было написано так: «Send my boots instantly», ну, в общем «Пришли незамедлительно мои сапоги», а отец из Киркшира взял и повесил сапоги на один из моих столбов. Ха-ха-ха, дурака свалял, да? А вот еще одна история. После отбоя новобранцы в казармах иногда пытаются погасить свет — знаешь как? Они дуют на электрические лампочки! И это не только в Англии, много где такое случается... А вот среди моих солдат нет таких неграмотных. Да и в твоем родном городе, когда появились первые электрические лампы, все только и судачили о том, сколько же масла тратит на них в месяц электрическая компания! Глупости, верно? Просто нужно знать, как я, например, закон сохранения энергии и второй закон термодинамики. Ну как, дисциплинированная у меня армия? Даже в марше об этом поется! Столбы, смотря прямо перед собой, гордо прошествовали мимо, а затем грянули хором.

Доттэтэ, доттэтэ, доттэтэдо!
Имя армии телеграфных столбов
Гремит во всем мире!

В этот момент далеко-далеко на железнодорожных путях засветились два маленьких красных огонька. Старичок сразу же засуетился.
- Ох, вот незадача, поезд идет. Нельзя, чтобы нас кто-то видел. Пора заканчивать парад.
Старичок высоко поднял руку, повернулся к строю телеграфных столбов и гаркнул:
- Армия, стой, раз-два!
Столбы тут же застыли все на своих местах, и все стало так, как обычно. А военный марш сменился привычным гудением проводов: «ган-ган».
Поезд с грохотом приближался. Ярко красным огнем горел уголь в топке паровоза, а перед ней, широко расставив ноги, стояли два закопченных кочегара и швыряли в нее уголь.
Однако все окна в вагонах были темными. Вдруг старичок сказал:
- Ох, света нет! Какой скандал!
Тут он вдруг съежился, и, словно заяц, шмыгнул под набегающий поезд.
- Осторожно! — крикнул Кёити, пытаясь остановить его, — и тут во всех окнах пассажирских вагонов вспыхнул свет, а какой-то малыш замахал руками и закричал: «Свет дали!» Телеграфные столбы притихли, семафор с глухим стуком поднял сигнальную руку, а месяц зашел за прозрачные облака. Поезд подтянулся к станции.

@темы: литература

---

Японская вишня

[Victorian Lady]

@темы: фото, интересности